Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Верните Леку!
Одна из теней отвечает:
– Спи, с ней все хорошо. Она сейчас отправится в место, где много-много игрушек и вкусной еды.
Меня это видение долго преследовало. Я просыпалась, плакала. Мама прибегала, спрашивала:
– Ксюша, что случилось?
А мне в уши кто-то шептал:
– Говорить нельзя, молчи.
И я рта не открывала. Но однажды заболела чем-то, в кровати лежала, рыдала, мама рядом сидела, по голове меня гладила. И вот тогда я ей нашептала про тот дом, про ту комнату. Мама так рассмеялась, что у нее слезы из глаз потекли, потом обняла меня.
– Представить не могла, что ты это вспомнишь и в ужас придешь.
Рассказала мне, что я еще до школы сильно заболела. Чем, никто понять не мог. Врачи в рядовой больнице не знали, что со мной. Папа нашел доктора, который поставил правильный диагноз. Разноцветный дом – клиника, куда меня поместили. Комната – общая палата. Мои тревоги – ерунда. Анечка, тебя в детстве клали в больницу?
– Не знаю, – ответила я, – сама не помню, а мама не рассказывала. Она давно умерла.
– Моя тоже, – вздохнула Ксюша.
Анна встала.
– У нас установились хорошие отношения, я жалела Бурбонскую, но новое хамство Геннадия их разбило. Где-то через год после того, как Ксения сломала ногу, она мне ни с того ни с сего принесла в подарок фарфоровую статуэтку, антикварную, и отдала со словами:
– Анечка, посмотри, какая прелесть. Я люблю такие безделушки. Пусть у тебя живет. Я, когда на нее смотрю, детство вспоминаю. А у тебя сейчас нет таких мыслей?
Анна поморщилась.
– Меня удивляют люди, которые радуют другого своей радостью. Если Ксения в восторге от фигурки, то почему она должна у меня стоять? Я равнодушна к таким поделкам, более того, испытываю брезгливость при виде антиквариата. Не понимаю, почему я должна радоваться, обретя то, чем ранее кто-то владел? Мне не нужно чужого. И надоела манера Ксении постоянно твердить о детстве. Прямо болезнь у нее какая-то. Пьем чай, Бурбонская спрашивает:
– Помнишь, как года в два с мамой пирогом лакомилась?
Если кто-то в момент нашей встречи мне звонил, Ксения задавала вопрос:
– Помнишь телефонные аппараты нашего детства? У вас какой в квартире стоял? Черный?
Понимаю, для некоторых людей первые годы жизни самые лучшие, им приятны такие воспоминания. Но у Ксении прямо паранойя была. Сунула мне идиотскую статуэтку со словами:
– Поставь на консоль, буду всегда любоваться своим подарком, детство вспоминать.
На следующий день около восьми вечера раздался звонок в дверь. Смотрю в глазок… Геннадий! Я ему открывать не собиралась. Так парень давай в створку лупить, орать:
– Воровка!
Ну, не ждать же, когда соседи выйдут? Пришлось ему открыть. Он влетел, не поздоровался, мимо меня прямо в уличной обуви бросился в гостиную, хвать фигурку. И на меня накинулся:
– Воровка! Это наше! Семейная реликвия Бурбонских!
Я так поразилась его появлению, что вступила в разговор.
– Ксения вчера подарила мне безделушку.
И понеслось! Гена заорал. Мне на голову полился поток ругательств, обвинений в том, что я выпросила несметно дорогую вещь, родовую реликвию стоимостью в миллионы…
Я схватила совершенно не нужную мне статуэтку, сунула ему в руки и приказала:
– Вон!
Геннадий плюнул на пол и испарился.
Анна передернула плечами.
– Ну, после того случая желание общаться с Бурбонскими пропало навсегда. Геннадия я давно вычеркнула, а теперь к нему добавилась Ксения. Хватит! Накушалась! Да, я испытывала жалость к Ксюше, но всему есть предел. Ксения Федоровна продолжала звонить, но я не брала трубку. Она приехала, стояла под дверью, плакала. Я не открыла. Все. Конец.
– Неужели вы больше не общались? – спросила я.
– Нет, – решительно ответила Анна Григорьевна. – Ксения многократно пыталась наладить контакт, но я не шла ей навстречу. Спустя, наверное, год она перестала о себе напоминать. Таня, у вас когда-либо возникало при виде человека ощущение, что лучше от него подальше держаться? Я веду речь не о хулигане, с которым на темной улице столкнулась. Не о мужчине с лицом уголовника, стоящем в темном подъезде дома. Нет. Это вполне приятная женщина, хорошо к вам настроенная, например, подруга приятеля мужа. Товарищ ее к вам в гости привел. Впускаете незнакомку в холл и кожей ощущаете, что нельзя иметь с ней дела! Случалось такое?
– Несколько раз, – честно ответила я, – словно кто-то в голове говорил: «Осторожно! Не надо заводить дружбу».
– И как вы поступали? – поинтересовалась моя собеседница.
– Не гнать же человека на улицу, – пожала я плечами, – и я не склонна верить «голосам» в голове. Но одна из тех женщин, которые сразу вызвали у меня необъяснимое неприятие, втянула меня в неприятную историю, а из-за второй едва не погиб мой муж.
– Вот и у меня, когда Ксения принялась активно набиваться мне в подруги, кто-то внутри прошептал: «Беги от нее, беги», – призналась Анна. – Поведение Геннадия в день нашей давней ссоры, истории с чашкой – это хамство. Но, положа руку на сердце, не в чашке дело, просто я использовала ту ситуацию для разрыва отношений с парнем, который вызывал у меня раздражение. Потом я испытала жалость к Ксении. Но скандал с фигуркой все решил.
На следующий день около двух часов дня мы собрались на совещание.
– Думаешь, Геннадий решил убить Анну? – спросил Иван Никифорович.
– Полагаю, что нам нельзя сбрасывать эту версию со счетов, – ответила я. – Мы решили, что основной объект преступника – бизнесмен Андрей Красавин. Ну кому может помешать тихая, воспитанная дама пенсионного возраста? Разве что подружки ей завидуют: дочь удачно за олигарха вышла.
– Для своего возраста Анна прекрасно выглядит, – заметил Аверьянов, – фигура на зависть молодым. Волосы густые. Или она парик носит?
– Кудри свои, – подтвердила я, – цвет лица лучше, чем у многих студенток, овал не поплыл, морщин почти нет. Спина прямая.
– Может, она родня графа Сен-Жермена? – хихикнул Федя. – На фото ей лет на двадцать меньше, чем по паспорту. Вот дочь ее выглядит старше своего возраста.
– Можешь узнать, какими кремами Анна пользуется? – шепнула наша новая оперативница Лиза.
Я ответила громко:
– У нее в ванной нет шеренги дорогих средств. Обычная банка крема, российская, с названием: «Увлажняющий».
– Все? – поразилась Елизавета. – А лосьон? Пенка для умывания, крем под глаза, маски, сыворотки?
– Ничего такого, – уточнила я, – еще лак для волос, мыло для душа. Все.